В конце мая 1436 года эта девица объявилась в окрестностях Меца. Там она встретилась с сеньорами, которые поразились ее сходству с сожженной Девой. Не смея, однако, признаться себе в том, что могло обернуться отнюдь не в их пользу, сеньоры решили справиться у людей более сведущих. А кто, как не родные братья Жанны, мог разрешить терзавшие их сомнения? Тем более что жили они как раз по соседству. И как пишет летописец: "...знали, что была она сожжена. Но, представ перед нею, они тотчас узнали ее..."

Братья привезли ее к себе в дом. И какое-то время она гостила у них. Им всем было что вспомнить и о чем поговорить! Жанна — давайте называть ее так — складно отвечала на все вопросы, касавшиеся ее детства и дальнейшей жизни, так что уличить ее во лжи и самозванстве оказалось невозможно. Из этого испытания она вышла победительницей. Несколько дней спустя она прибыла в Марвиль и приняла участие в праздновании Троицына дня; ее братья были рядом с нею...

Из Меца она отправилась в Арлон — ко двору великой и всемогущей герцогини Люксембургской. Здесь Жанну ожидало самое главное испытание. Ей предстояло иметь дело уже не с простыми провинциальными сеньорами, а с первой дамой Люксембурга, наделенной высшим правом повелевать не только имуществом, но и жизнью своих подданных... Однако девицу это нисколько не устрашило. И она смело предстала перед великой герцогиней. Та приняла ее, расспросила, выслушала и объявила, что отныне будет ей подругой! Герцогиня пригласила Жанну в свой замок и принялась всячески обхаживать ее. "Будучи в Арлоне, она ни на шаг не отходила от герцогини Люксембургской".

Для того чтобы сильные мира сего поверили, что она действительно та, за которую себя выдавала, Жанне, надо полагать, приходилось подробно объяснять им, как ей удалось избежать казни. На самом же деле ничего подобного не было. Жанна могла сколько угодно рассказывать о своих подвигах, но о том, как ей посчастливилось спастись от костра, она хранила полное молчание. Когда заходил разговор о ее чудесном избавлении, она предпочитала говорить загадками.

Об этом союзе имеется два свидетельства — их подлинность несомненна. В купчей от 7 ноября 1436 года, упомянутой доном Кальме в "Истории Лотарингии", говорится: "Мы, Робер Армуазский, рыцарь, сеньор де Тишимон, передаем в полноправное пользование Жанне дю Ли, Деве Французской, даме означенного де Тишимона, все, что будет перечислено ниже..."

Но можно ли считать, что подобное признание стало венцом славы новоявленной Жанны? Никоим образом. Вслед за многими частными лицами ее признал и весь город.

21 августа — как явствует из тех же отчетов — в Орлеан прибыл один из братьев Жанны д'Арк — Жан дю Ли. Перед тем он встречался с королем и просил у него разрешения "привезти свою сестру".

25 августа посланник, которого Жанна направила с письмами в Блуа, еще раз получил денежное вознаграждение от орлеанских жителей. А месяцем раньше орлеанцы не поскупились снарядить своего посланника в Люксембург, в Арлон, дабы тот лично засвидетельствовал их почтение Деве. Посланник, по имени Кер де Ли, возвратился с письмами, но, пробыв недолго в Орлеане, поспешил в Лош, передал письма королю и снова вернулся в Орлеан. Было это 11 сентября, ему тогда дали денег на выпивку, потому как Кер де Ли "говорил, что его томит великая жажда".

Слухи о честолюбивых устремлениях Жанны не могли не дойти до Карла VII. Об этом свидетельствуют многочисленные послания, которые она то и дело отправляла с гонцами к королю. Но король и не думал удостоить ее ответом. Так прошли месяцы и годы. В конце концов Жанне Армуазской, успевшей за это время родить своему мужу двух сыновей, как видно, наскучило праздное существование у семейного очага, так не похожее на ее былую жизнь. В 1439 году она решила отправиться в Орлеан — город, навсегда связанный с именем Жанны, ее победами и славой...

А подобные торжества обходились отнюдь не дешево. В городских архивах об этом празднестве сохранилась довольно подробная запись: 30 июля на закупку мяса ушло сорок су парижской чеканки. Больше того, в знак благодарности Жанне преподнесли ценный подарок, о чем свидетельствует другая запись: "В память о благе, принесенном ею городу во время осады оного, Жанне Армуазской даруется 200 ливров золотом парижской чеканки".

Давайте, однако, здесь остановимся. Все эти признания кажутся столь невероятными, что самое время задать главный вопрос: действительно ли Жанна Армуазская была Жанной д'Арк? Быть может, Орлеанской деве и вправду удалось избежать костра?..

Тем не менее некоторые историки попытались опровергнуть эту историческую истину. Время от времени в свет выходят труды, в которых приводятся как уже известные доводы, так и совершенно новые. Несколько лет назад Жан Гримо попробовал связать эти труды воедино и опубликовал книгу, получившую самый широкий отклик, которая так и называется — "Была ли сожжена Жанна д'Арк?".

Однако история пишется не чувствами — сколь бы возвышенны и почитаемы они ни были,— а словами. Если историки смеют утверждать, что Жанна д'Арк смогла избежать смерти, значит, они должны объяснить и доказать, как это могло случиться. А то, что Ж.Гримо и его последователи составляют в ученом мире меньшинство, ничего не добавляет к сути дела и ничего не убавляет.

Сторонники Жанны Армуазской решительно отрицают любое предположение, даже намек на то, что она была самозванка. Как бы мы к этому скептически ни относились, необходимо признать, что, связанные воедино, документы, касающиеся их героини, производят действительно неизгладимое впечатление.
Но что это за документы?

А вот, пожалуй, самый впечатляющий документ — отчеты крепости города Орлеана. Именно в них содержатся основные доказательства — свидетельства о прибытии в город одного из братьев Жанны и двух герольдов, доставлявших письма Жанны, о появлении в городе самой Жанны, о проведении церемониальных шествий в память о казненной Жанне и об упразднении этих торжеств после прибытия в город Жанны Армуазской.

На все вышеперечисленные факты — а их важность не подлежит сомнению — нельзя не обращать внимания. Представьте себе, что в один прекрасный день объявляется какая-то неизвестная и называет себя самой известной женщиной Франции — героиней, которую, как все знают, сожгли пять лет назад на костре "после громкого судебного процесса". Она, повторим, не только не подвергается осмеянию как самозванка, но ее признают даже родные братья Жанны. Один из них отправляется к королю и приносит ему эту чудесную весть.

Было бы вполне понятно, если бы авантюристка стала разъезжать по городам и весям королевства и объявлять: "Это я, Жанна, Французская дева". Рассуждая логически, это должно было принести ей не только честь, но и всевозможные выгоды.

Возможно, истина в том, что этот брак и сам по себе был для самозванки большой удачей: действительно, могла ли желать лучшей доли девица, тем более если она на самом деле была отнюдь не знатного рода? Допустим. В таком случае графиня Армуазская, достигнув своих корыстных целей, могла бы преспокойно почивать на лаврах, "отказавшись от новых дерзких шагов, чреватых для нее разоблачением". Но что делает она? Она спешно отправляет посланников с письмами в Орлеан и к королю, а вслед за тем и сама является в город, где все ее хорошо знали и помнили.

И, напротив, если бы она была настоящей Жанной, ей непременно следовало бы предпринять это паломничество. "Ведь именно в Орлеане она получила всеобщее признание как героиня; именно в Орлеане одержала она свою первую победу, за которой последовали и другие; именно Орлеан стал колыбелью ее славы; именно в Орлеане ее признали полководцем и главнокомандующей королевской армии; и именно в Орлеане жила ее мать".

Жан Гриме, последний из сторонников гипотезы о том, что графиня Армуазская была не кем иным, как Жанной д'Арк, писал: "Отношение Робера Армуазского и всей его родни, хорошо известной в Лотарингии, дары, преподнесенные братьям дю Ли, посланникам графини Армуазской, высокие почести, которыми их удостоили, и невозможность массовой галлюцинации у жителей Орлеана — все эти бесспорные факты начисто опровергают точку зрения тех, кто считает Жанну Армуазскую самозванкой. Летопись настоятеля церкви Сен-Тибо, архивы Орлеанской крепости, нотариально заверенные бумаги — все это есть единое и нерушимое доказательство подлинности ее личности; все это с лихвой перевешивает любые предположения, основанные на вероятности".

Самое достоверное во всей этой истории то, что многие французы не поверили в "Руанский костер". Уже в 1431 году в Нормандии и за ее пределами поползли самые невероятные и противоречивые слухи. Один руанский обыватель, некий Пьер Кюскель, к примеру, рассказывал, будто англичане собрали пепел Девы и швырнули его в Сену, "дабы удостовериться, что она не сбежала, чего они сильно боялись, ибо многие думали, что ей все же удалось бежать". Подобные слухи были столь упорными и живучими, что даже в 1503 году летописец Симфориен Шампье отмечал: "Наперекор французам Жанну передали англичанам, и те сожгли ее в Руане; однако французы сие опровергают". Так же осторожно сообщает об этом и бретонская летопись 1540 года: "В канун праздника Причащения Деву сожгли в Руане — или приговорили к сожжению".

Что мог видеть народ во время казни? Немного. В тот день на рыночную площадь Руана согнали восемьсот воинов, вооруженных мечами и булавами. И на площади был установлен такой порядок, что "ни у кого не хватило бы смелости приблизиться к осужденной и заговорить с нею".

Что означал этот странный маскарад? Зачем понадобилось скрывать лицо жертвы, если ею действительно была Жанна? В тот день в Руане сожгли женщину. Однако нет никаких доказательств того, что этой женщиной была Жанна.

Стало быть, ее могли и подменить.

Конечно, можно допустить, что Жанна бежала или что ее подменили. Равно как и то, что она вдруг объявилась пять лет спустя. Таким образом, не остается ни одного довода против того, что Жанна осталась жива и что она и графиня Армуазская — одно и то же лицо.

Конечно, летопись настоятеля церкви Сен-Тибо является, пожалуй, главным свидетельством в ее защиту, однако существует и другой вариант этой же летописи. Впоследствии настоятелю, поначалу, как и все, сбитому с толку, пришлось внести в рукопись кое-какие поправки, и вместо фразы: "В оном году, мая XX дня явилась Дева Жанна, которая была во Франции..." — он написал так: "В оном году явилась некая девица, которая назвалась Французской девой; она так вошла в свой образ, что многих сбила с толку, и главным образом — людей весьма знатных".

Но как же быть с тем, что неизвестную признали родные братья Жанны? "Они верили в это,— писал Анатоль Франс, — потому что им очень хотелось, чтобы это было именно так". Это был своего рода самообман. Любой брат сумеет узнать родную сестру, даже если она исчезла пять лет назад.

Отношение братьев дю Ли к неизвестной помогает понять один примечательный факт.

Появление графини Армуазской в Орлеане лишний раз свидетельствует о ее необычайной дерзости. Да, ее там хорошо принимали, но кто?

То, что во время визита графини Армуазской мать Жанны д'Арк проживала в Орлеане, можно только предполагать, во всяком случае, утверждать это наверное нельзя. Первое дошедшее до нас упоминание о жизни Изабелетты Роме в Орлеане относится к 7 мая 1440 года — то есть спустя год после визита графини Армуазской.

Больше того: когда король в конце концов решил разоблачить самозванку, никто в Генте ему просто не поверил! Филиппу, не знавшему, какому святому молиться, "пришлось отдать свою сестру под суд и после комичной сцены разоблачения представить ее в истинном свете неверующим, дабы они уразумели наконец, что были обмануты".

Теперь давайте попытаемся разрешить самую главную загадку этой истории — казнь Жанны.

В некоторых свидетельствах очевидцев казни есть весьма точные наблюдения. Жан Рикье, кюре из Эдикура, служивший при Руанском соборе, писал: "И когда она умерла, англичане, опасаясь, что пойдет молва, будто она сбежала, заставили палача немного разгрести костер, дабы присутствующие могли воочию убедиться, что она мертва, и дабы потом никто не смел сказать, будто она исчезла".

Но как же пресловутый подземный ход, так волнующий воображение? В действительности... никакого подземного хода не было! В протоколе реабилитационного процесса о тайном подземном ходе, которым якобы пользовался Бэдфорд, навещая Жанну, не упоминается ни слова. Вот как выглядит интересующая нас часть этого протокола в толковании Мориса Гарсона: "У герцога Бэдфорда было некое потаенное место, откуда он мог хорошо видеть Жанну и тех, кто к ней наведывался". А Шарль Самаран объясняет содержание этого текста несколько по-иному. По его словам, герцог Бэдфорд прятался в закутке, откуда он наблюдал, как к Жанне приходили какие-то уже немолодые женщины, дабы проверить, дева она или нет. В самом деле, Бэдфорд вполне мог бывать в темнице, где держали Орлеанскую деву, и предаваться "созерцанию ее", однако место, откуда он наблюдал за нею, было просто убежищем, а вовсе не тайным подземным ходом!

Тех же читателей, кто продолжает верить в новоявленную Жанну д'Арк, или графиню Армуазскую, потому что ее-де признали столько людей, мы, видимо, премного разочаруем, и сделать это помогут признания самой самозванки.